Тамада.

Какое грузинское застолье обходится без тостов? Но не разобщенные это тосты, поступающие с разных концов стола. Все присутствующие общим согласием выбирают руководителя винопития, главного виночерпия и краснобая – тамаду. Отныне он ведет счет выпитым бокалам и направляет мысли собравшихся в выбранное им русло. Итак, быть ему тамадой. Нет, он не отказывается, благодарит за оказанную честь и смиренно просит не судить строго. Гости в ответ засыпают его подбадривающими репликами, и застолье продолжается. Но вдруг шум смолкает: встал тамада. Он поднимает бокал и начинает говорить о виновнике торжества, о его служении Богу и отечеству. И первый традиционный грузинский тост за начало всех начал, за Господа Бога. Любопытно, что тамада уподобляется дьякону с его мирными прошениями, и в этом что-то древнее, объединяющее церковную службу и застолье. Не проходит и пяти минут, как тамада поднимается с новым тостом. На этот раз речь идет о почитании родителей как заповеди синайского законодательства, и все это сводится к вспоминанию родителей виновника торжества. Опять бокалы пусты. Гости продолжают есть. А у тамады готов новый тост: случай из жизни того, кто собрал сегодня всех нас. Тамада еще и профессиональный актер, и он уверенно исполняет свою роль. Жесты стали уверенней, слова точнее. Тост за тостом сыплются из его богатой фантазии. Красочные моменты из жизни замечательного человека, старца Гавриила, покойного уже как 10 лет. В советской Грузии он подвижником и юродивым нес христианские истины в сердца людей. Его лично знал тамада и многие из собравшихся. Вот один из многих случаев из жизни старца: он поджег плакат с Ильичом во время первомайской демонстрации и перед горящим портретом сказал пламенную речь о служении Богу и несотворении кумиров. Это в Советском-то Союзе! Для старца эта история закончилась психушкой, но скольких людей он к Богу привел! Тамада, как заслуженный артист, отчасти уже сам старец Гавриил: воздевает пальцы к небу, со слезами говорит слова утешения, и тут же обличает. Гости сливают в себя содержимое бокалов, подъедают угощенья, но их внимание приковано к личности старца, к все новым тостам тамады. Грузинское вино, хорошее грузинское вино не ударяет в голову: вы можете упиться так, что и ноги не будут слушаться, но ясность в голове останется. Именно с такой ясностью сидят гости. И последний традиционный грузинский тост за Ту, что явилась истинной лозой, когда родила небесный виноград, Христа Бога, дарующего нам вечное радование, за Богородицу, уделом которой является по преданию земля Грузинская. Пир закончился. Тамада стал простым скромным человеком, и если бы не это торжество, никто бы не узнал в нем философа, юмориста, актера, - одним словом тамаду.

Беседа об Апокалипсисе.

В некотором царстве, в некотором государстве собрались вместе Илья Муромец да Иван-дурак. Ну, Иван-то, знамо дело, на печи лежит, а Илья, тот хоть сейчас в бой готов, и такая вот между ними беседа вышла.
— Ты, Иван, все на боку полеживаешь, а враг-то не дремлет, — говорит Илья.
— Да кто враг-то? Мы сами себе враги. Природу загадили, национализмом одержимы, других не уважаем да и себя не любим. Может, мое лежание – это социальный протест.
— Да нет, Иван. Ты глянь вокруг: все, даже неверующие панически ждут конца света. Как тут сидеть сложа руки?
— В том то и беда, что в Бога люди не верят, а в предсказания Нострадамуса и в конец света верят. Не Христа все с трепетом ждут, а антихриста в панике. А ведь в Евангелии прямо сказано: «не известен ни день, ни час». Сколько уж раз в истории катаклизмы были: при Ное, при Лоте, в Помпеях… В 1666 году вообще даже календарь не печатали, верили, что наступил зловещий год. И что же? Мимо пронесло. Неужто по-бабски паниковать каждый раз. Все в руках Божиих, а раз так, то все страхи несостоятельны.
— Да разве и делать ничего не надо? Вот так гноить свои таланты на печи?
— Я не гною, а лежу и мечтаю о том времени, когда мир, наконец, на земле настанет. Каждый человек своим делом займется. Планеты другие освоим, свою вычистим. Но почему-то грязь и злоба только усиливаются.
— По тому и видно, что близок час.
— А вот это уж от нас зависит. При Аврааме еще Бог избавил от погибели праведников. А при Ионе помнишь, что было? Послал Бог Иону проповедать погибель Ниневии, а народ покаялся, и катастрофы не было. Значит, минует нас огненная лава, если на земле порядочные люди останутся.
— Может, и так, но все ж планеты новые с галактиками – это для будущего века, где нет болезни и воздыхания.
— А на мой взгляд в будущем будет все совершенным, сейчас же отчасти и знаем и умеем. Но это не значит, что делать ничего не надо и ждать от жизни только зла. Как же тогда красота, которая спасет мир? Как же любовь, которая превыше всего? От избытка своей любви мы должны сеять любовь в мире.
— То-то ты на печи лежишь.
— Я-то на печи, может, больше пользы миру принесу, чем иной, кто весь мир исколесил.
— Но ведь и со злом бороться надо!
— Меч может пригодиться, чтобы немощных защищать, но с ним надо быть крайне аккуратным. Прежде же в себе надо страсти победить и внутренних врагов одолеть. Да что-то я сегодня больно разболтался. Пора мне Бога помянуть и о будущем помечтать.
Ну, Иван, ну и сказочник же ты. Быть может, дурак дураком, а может не зря в народе пословица ходит: «глупый да малый скажут правду».


***
Осуждайте, критикуйте,
Рядом с правдою я – ложь,
Рядом с полотном – лоскутик,
Рядом с кладом – медный грош.

Грош цена, но все же стою
Что-то с горем пополам.
Не монетой золотою,
Но и не никчемный хлам.

Пусть я свечка за полушку,
Но и мой огонь горит,
Мне сродни мои подружки,
Лампы, люстры, фонари.

Все мы вместе светим людям
В храме, дома, у дорог.
Кто же будут наши судьи?
Разве только Господь Бог.

***
Вечный праздник в Москве,
Будни вечные тут,
И Господь только весть,
Как здесь люди живут.

Как молчится в Москве
И скитается как,
Кто средь нас Человек,
А кто просто чудак.

Кто живет каждый день,
А кто хочет зажить.
И смерть ходит как тень,
И веселье кружит.

Такова наша жизнь –
Праздник, будни столиц,
Но ты свежестью брызнь
На тепло наших лиц.

***
Из росчерка пера и слова
Фантазия рисует стих,
Воспрянул к творчеству ум снова,
И гул обыденности стих.

И втихомолку шаг за шагом,
И слово за слово строка.
Мой маятник качает жадно
Слепая творчества рука.

Разумна, прихотлива, дерзка
Мысль порождает бытие,
Из множества нескладных версий
Плетет художество свое.

И точкой завершив творенье,
Стихает маятник в груди.
Рождается стихотворенье,
А груды чувств уж позади.

***
Господи, неужели умирать? А ведь столько еще сделать надо. Друзьям всем спасибо сказать за их дружбу. Маму с отцом утешить. Книгу дописать. Долги отдать. Людям всем, остающимся жить, успехов пожелать. Деткам улыбнуться. Цветы понюхать. Черепаху свою покормить. Нет, мне однозначно некогда умирать. Смерть, заходи в другой раз. У меня слишком много дел осталось на земле!